Вся кровь бросилась ей в лицо, а сердце в груди так и прыгнуло, когда господин, сидевший в роскошной карете, повернулся, и она увидела его лицо. Какое счастье, что ее собственное лицо было закрыто вуалью! Ведь она смотрела прямо в надменную физиономию не кого иного, как самого маркиза де Вира!
Уверенная, что маркиз узнает ее, несмотря на вуаль, она вздохнула с облегчением, когда внимание аристократа было отвлечено местным конюхом, который принялся втолковывать что-то владельцу роскошной упряжки. Тут появилась, к великой ее радости, Милли, ходившая порасспросить трактирщика.
– Мистер Эндерхарт уехал и сейчас проживает в доме своего сына в Лондоне, – сообщила Милли, устраиваясь на сиденье напротив госпожи. – Мистер Холстед, трактирщик, не знает, когда он вернется. И, миледи, ведь его сиятельство граф уже верно знает, что вы бежали. Он станет вас искать. Нельзя, чтобы он нашел вас, леди Констанс. Он вам зла желает. Что же нам делать, миледи?
Констанс, которая внезапно поняла, что именно она должна делать, улыбнулась. В ее голове уже созрел план.
– Ты и Уилл отправитесь в Лондон, в дом тети Софи, – ответила она, одновременно давая сигнал кучеру трогать. – А что до меня, то я, если все получится, отправлюсь прямехонько к черту!
Час спустя Констанс, облаченная в черный мужской костюм, принадлежавший некогда другу ее матери и обнаруженный ею в сундуке на чердаке вместе с черным плащом и полумаской, остановила своего коня в густой рощице и принялась ждать. Сейчас, когда ее роскошная рыжая грива была упрятана под черный платок, поверх которого была надета еще и шляпа с широкими полями, ее вполне можно было принять за юношу. Пара довольно-таки грозного вида пистолетов, заткнутых за пояс, и шпага, прицепленная к бедру, придавали ей вид опасного забияки, отчего бутон красной розы, который она время от времени подносила к носу, дабы вдохнуть его сладостный аромат, смотрелся особенно нелепо.
Констанс чуть нахмурилась, припомнив, что в соответствии со всеми рассказами роза должна быть полностью распустившейся. Впрочем, ей повезло, что в теплице, которая когда-то была отрадой ее матери, нашелся этот единственный цветок.
Но тут раздался скрип каретных колес по гравию, она убрала цветок во внутренний карман плаща и вытащила пистолеты из-за пояса.
В животе у нее заурчало, и ей вдруг совсем некстати подумалось, что следовало бы ей съесть что-нибудь посущественнее, чем несколько засохших печений с изюмом и стакан молока, прежде чем начинать свою карьеру в качестве Черной Розы. Честно говоря, она была страшно взвинчена.
В следующее мгновение она увидела карету, вывернувшую из-за поворота. Констанс пришпорила лошадь и, вылетев из рощицы, помчалась навстречу упряжке. Сделав предупредительный выстрел в воздух, она наставила второй пистолет прямо на кучера и крикнула звонким от волнения голосом:
– Стой!
Глава 3
Констанс заткнула пистолет за пояс и, коленями сжимая бока коня, заставила его приблизиться к окну кареты.
–Добрый вечер, милорд, – заговорила она, глядя прямо в холодные глаза Вира поверх дула второго пистолета и поражаясь, что у нее не дрожит рука. Сердце-то у нее в груди колотилось как бешеное. – Несомненно, мне следует извиниться за то, что задержу вас. Однако обещаю, что отниму у вас не больше времени, чем потребуется, чтобы передать мне ваш кошелек и бриллиант-солитер, который у вас на пальце.
Вир, который, невзирая на первое замешательство, сразу же отметил, что голос нападавшего юношески звонок, к концу заявления этого опрометчивого мальчишки, которому вздумалось грабить его на дороге, внезапно замер. Где-то он, черт возьми, уже слышал точно такие слова или нечто очень похожее. Кажется, он даже сам эти слова и произносил, и не более чем два месяца назад! Однако если память не изменяет ему, слова его были обращены тогда отнюдь не к худенькому юнцу, а к очень смелой молодой красавице, которая проявила такое самообладание перед лицом опасности, что он решил оставить ей ее драгоценности.
Красавица, помнится, еще пообещала тогда, что они обязательно встретятся снова, и он даже предупредил ее, что, случись эта невероятная вторая встреча, он может и не удержаться от искушения.
– А если я откажусь? – проговорил он, и в глазах его под полуопущенными веками вдруг появилось сонное выражение.
Констанс, которая ожидала от маркиза именно такой реакции, точнее, надеялась на такую реакцию, подчеркнуто неторопливым движением взвела курок пистолета. Вот ведь черт хладнокровный, думала она между тем с невольным восхищением. Но как он смеет не верить, что она выстрелит!
– Это же очевидно, милорд, – сказала она, чувствуя, как быстро и легко кровь бежит по жилам. – Мне, естественно, придется пристрелить вас.
– Речь, достойная настоящего разбойника, – заметил его светлость маркиз. Пальцы его руки, сжимавшие все это время пистолет, скрытый в кармане теплого плаща с несколькими пелеринами, медленно разжались. Проклятая девчонка! Она даже не понимает, насколько он был близок к тому, чтобы отправить ее к праотцам, и еще имеет наглость воображать, что взяла верх над ним, Виром. Эта импульсивная молодая красавица оказалась очень смелой и очень безрассудной. А может, она хорошо знает, что делает, подумал вдруг он, приметив легкую улыбку, скользнувшую по прекрасным губам.
Маленькая обманщица! Он нисколько не сомневался, что всадник в маске – это на самом деле та женщина, что когда-то так мило ответила на поцелуй, который он сорвал с ее губ. Не раз и не два впоследствии вспоминались ему ослепительно синие, как залитая солнцем вода, глаза и волосы, ярко-рыжие, как листва осеннего леса. Вспоминалось и то, что женщина эта не только отличалась необыкновенной красотой, но и обладала незаурядным мужеством, каким мог похвастать не всякий мужчина. Уж во всяком случае, было ясно, что его предупреждение – о том, что в следующую встречу он может поддаться искушению и дать волю примитивным мужским желаниям, – явно нисколько ее не устрашило. Совсем напротив, она сама разыскала его!
Можно только гадать, что за игру она затеяла, подумал он, не без удовольствия размышляя об уроке, который совершенно необходимо преподать молодой особе, не понимающей, как это опасно – стать на пути у прославленного маркиза де Вира. Однако еще более занимал его вопрос, как это вышло, что из всех его многочисленных жертв только она одна сумела угадать, кто скрывался под маской Черной Розы. Но вот кем была на самом деле она, черт возьми?
Внезапно он понял, что это приключение начинает доставлять ему удовольствие.
– Не знаю, не знаю, – протянул он задумчиво, – достанет ли у вас хладнокровия выстрелить в безоружного.
Вир спокойно вылез из кареты и стал перед красавицей, которая имела дерзость остановить его на большой дороге, да еще и наставить на него пистолет.
Но если он рассчитывал, что проявление столь невозмутимой самоуверенности выбьет из колеи его противницу, то он ошибался.
Констанс, которая вовсе не намеревалась палить из пистолета в Вира, а напротив, имела на его счет совсем иные планы, одарила его светлость ослепительной улыбкой.
– Вы совершенно правы, милорд, – заявила она, перекидывая правую ногу через луку седла и легко спрыгивая на землю. Свободной рукой расстегнула застежку плаща и бросила его на седло. – Мне было бы мало радости застрелить вас. – Констанс опустила взведенный курок и сунула пистолет за пояс. – С другой стороны, – добавила она, ловко вытягивая шпагу из ножен, – я без всяких угрызений совести заставлю вас биться со мной на шпагах. Полагаю, эту тяжелую трость вы носите с собой отнюдь не для красоты.
«Вот так штука!» – подумал Вир, ошеломленный перспективой скрестить клинок с особой женского пола. По крайней мере, эта юная леди даже знакома с дуэльным этикетом, отметил он, наблюдая за тем, как его будущая противница со спокойной сосредоточенностью попробовала гибкость клинка, а затем заняла выжидательную позицию, держа шпагу горизонтально перед собой.